Довлатова карты: Магазин Метафорических Карт Довлатова

Довлатова карты: Магазин Метафорических Карт Довлатова

Работа с метафорическими картами — Метафорические карты 24

Здесь мы собрали около 20 видео, на которых показана практическая работа с метафорическими картами в исполнении психологов, в том числе таких гранд-мастеров, как Константин Довлатов, Леонид Тальпис, Ольга Гаркавец, Любовь Мошинская и многих других.

Ничто так не помогает стать мастером, как наблюдение за другим мастером. Очень многое сразу становится понятно.

Здесь мы собрали лучшие видео сессий с метафорическими картами, чтобы вы могли учиться на живых примерах.

И первым конечно же должно быть хрестоматийное видео Константина Довлатова, с которого началось обучение МАК для львиной доли российских психологов. В том числе моё собственное.

 

Работа с метафорическими картами от Константина Довлатова

Кстати, в сети до сих пор продаётся 5-ти часовое обучающее видео Константина Довлатова, из которого взят этот отрывок. МАК консультация, которая там показана, на мой взгляд до сих пор самая качественная демонстрация применения карт из тех, что можно найти в сети.

Работа с метафорическими картами от Леонида Тальписа

Леонид Тальпис — один из учителей Константина Довлатова, человек, который привёз карты в Россию, по сути дела, дедушка метафорических карт в нашей стране. Наблюдать за его работой захватывающе интересно:

Работа с метафорическими картами от Любови Мошинской

Возможно, первую колоду МАК в России держала в руках именно Любовь Мошинская. По её инициативе во времена, когда такая съёмка была ещё очень сложным делом, был снят первый обучающий фильм по МАК в нашей стране «Образ, ассоциация, инсайт». Именно с него началась история массового применения метафорических ассоциативных карт в наших пенатах.

Работа с метафорическими картами от Ольга Гаркавец

Ольга Гаркавец один из главных учителей МАК в СНГ. В последнее время на этом поле появилось много новых имён, но если дело доходит до практики, никто из них не показывает и десятой доли того, что делает она.

Работа с метафорическими картами от Натальи Дмитриевой

Наталья Дмитриева — ещё один психолог-тяжеловес, много и плодотворно потрудившаяся на ниве метафорических карт. Данный отрывок очень простой. Извлекается всего лишь одна карта. Тем не менее эффект от неё очевиден.

Ссора с мужем

Работа с метафорическими картами от Елены Тарариной

Елена Тарарина также один из пионеров МАК в СНГ. И ещё она одна из первых, кому пришло в голову написать книгу о МАК и создать свою колоду, после чего началась эта вакханалия с безумным количеством колод под любой запрос, которую мы имеем на данный момент. МАК консультация в её исполнении представлена на следующем видео:

Работа с обидой

Работа с МАК. Расстановки

Работа с МАК. Активизация собственного мышления клиента для решения его проблемы

Работа с МАК. Неуверенность в себе

Работа с МАК. Отношения

Работа с метафорическими картами онлайн

Ненужность отношений

Денежный поток

Анализ собственной ситуации клиентом. Достижение важных инсайтов о себе

Напоминаю, что работать с метафорическими картами онлайн, как вы это видели на последних видео, можно с помощью нашего сервиса: https://online.metaforicheskie-karti.ru/

Тоже самое можно сделать с помощью программы на вашем компьютере: https://metaforicheskie-karti.ru/product/programma-dlya-raboty-s-mak/

На этом пока всё. Если у вас есть МАК консультации в формате видео, записи сессий с метафорическими картами, другие примеры работы, и вы хотите показать их большой аудитории, смело пишите нам на почту. Мы обязательно их здесь разместим.

 

С уважением и пожеланием удачи!

 

карта | dovlatovday

1. филфак лгу. университетская наб., д. 11.

здесь довлатов учился на финском отделении с 1959 по 1962 год и на русском отделении в 1966 году.

2. агентство воздушных сообщений. центральные кассы «аэрофлота». невский пр., д. 7-9. 

во времена довлатова здесь стояла кофейная экспресс-машина

 
3. рюмочная при гастрономе «ленмясорыбторг», «разлив». невский пр., д. 18. 

юбимое место студентов и преподавателей филфака во времена довлатова

4. «котлетная». невский пр., д. 15/59.

 
одно из первых городских бистро времен юности довлатова

5. пирожковая №1, «минутка». невский пр., д. 20. 

место перекуса филфаковских красавиц

6. ленинградский дом моделей одежды. невский пр., д. 21.

место работы самых красивых девушек невского проспекта

7. ресторан «кавказский». невский пр., д. 25.

запьянцовское место. обязательная точка во время кутежа

8. пивной зал. «очки».наб. канала грибоедова, д. 20.

 
точка, где собирались в разное время молодые литераторы и фарцовщики

9. дом книги. невский пр., д.26

​

10. издательство «советский писатель», лито которого довлатов посещал в 1960-е годы. Литейный пр., д. 36

​

11. дом адамини. марсово поле, д. 7. 

здесь жил ближайший приятель довлатова федор чирсков, а также друг семьи алексей герман и вера панова, (у нее довлатов работал литсекретарем) 

12. рестораны «крыша» и «восточный». михайловская ул., д. 1. 

в 1960-1961 годах довлатов бывал здесь часто в компании аси пекуровской 

13. гостиный двор. невский пр., д. 35

 
кафе «север». элегантнейшее место ленинграда 1960-х, здесь после неожиданной встречи начался роман довлатова и его жены елены.
отсюда отправлялись автобусы в пушгоры, которыми нередко пользовался довлатов в конце 1970-х

14. елисеевский гастроном, «центральный». невский пр., д. 44.

 
главный продовольственный магазин города

15. дворец пионеров. невский пр., д. 56.

здесь в 1950-е годы сережа довлатов учился писать стихи

16. кафе-автомат. невский пр., д. 39

. 
важнейшее ленинградское бистро

17. невский пр., д. 45.

 
магазин «рыба», в честь которого довлатов называл свою улицу «рыбинштейна»

18. «сайгон». невский пр., д. 49.

 
знаменитый кафетерий, который не любил довлатов

19. квартира аси пекуровской. ул. жуковского, д. 27. 

здесь жила первая жена писателя

20. квартира семьи черкасовых. кронверкская ул., д. 27. 

здесь жили николай и нина черкасовы, и их сын, приятель довлатова, андрей

21. дом журналистов. моховая ул., д. 17.

 
здесь довлатова исключили из союза журналистов в 1976 году

22. ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии.  моховая ул., д. 34. 

здесь учился ближайший человек довлатова, его кузен борис

23. квартира людмилы штерн. наб. р. мойки, д. 82. 

здесь жила почитательница писателя, автор замечательных мемуаров о нем

24. квартира игоря ефимова. разъезжая ул., д. 13.

 
здесь жили писатель игорь ефимов и его жена марина рачко. важнейший литературный салон конца 1960-х

25. ленинградское отделение союза писателей, дом писателей им. маяковского. шпалерная ул., д. 18. 

здесь состоялось первое публичное чтение довлатова 

26. редакция детского журнала «костер». таврическая ул., д. 26. 

здесь довлатов проработал год в середине 1970-х в компании владимира уфлянда и льва лосева

27. адрес валерия грубина. 6-я советская ул., д. 10, корп. 39, кв. 5. 

здесь жил легкоатлет, философ и лучший друг довлатова

28. «большой дом». литейный пр., д. 4. 

здесь на довлатова было заведено досье

29. спецприемник гувд. захарьевская ул., д. 6. 

здесь довлатов провел две недели в 1978 году, это ускорило его эмиграцию
 

30. отдел виз и регистраций. ул. желябова (ныне — большая конюшенная), д. 29.

 
здесь нора, сергей довлатовы и их фокстерьер глаша получили разрешение на выезд из ссср в 1978 году

31. станция метро ломоносовская. 

здесь в конце 1960-х довлатов как камнерез работал над статуей ломоносова, которую вскоре сняли за уродство

32. адмиралтейские верфи. фонтанка. д. 203.

 
здесь довлатов несколько месяцев проработал матросом накануне эмиграции

33. кораблестроительный институт. лоцманская, 3. 

здесь довлатов работал редактором многотиражки «за кадры верфям» с 1965 по 1969 год.
 

1. дом довлатова, ул. рубинштейна, д. 23, кв. 34.

здесь довлатов жил c 1944 по 1975 годы

2. квартира евгения рейна. ул. рубинштейна, д. 19.

комната старшего сверстника довлатова и бродского евгения рейна 

3. квартира довлатовых. ул. рубинштейна, д. 22, кв. 29.

последний адрес в петербурге. здесь писатель жил с 1975 по 1978 годы

4. «слеза социализма». ул. рубинштейна, д. 7.

квартиры тети и двоюродного брата довлатова

5. школа №206. наб. р. фонтанки, д. 62.

здесь довлатов учился с 1948 по 1958 годы

6. типография володарского. наб. р. фонтанки, д. 57.

здесь довлатов работал в типографии в 1958 году и часто бывал позже. 

7. «лениздат». наб. р. фонтанки, д. 59.

здесь работала корректором мама нора и жена елена довлатова. любимый служебный буфет писателя.

Довлатовское обозрение — Варьете

Борьба писателей-диссидентов в Советском Союзе, вероятно, навсегда останется ключевой темой российского кино, созревшей для размышлений о неоцененных в обществе художниках и борьбе за признание, несмотря на то, что власть сосредоточена в руках аппаратчиков . Режиссер Maverick Алексей Герман-младший привносит свое характерное сказочное видение темы в «Довлатове», классическом немецком рассказе о шести днях жизни писателя Сергея Довлатова, когда еще непризнанный автор пытался быть опубликованным. Впервые работая с оператором «Иды» Лукашем Залом, режиссер снова создает захватывающие хореографические кадры, которые добавляют наложение в стиле Феллини к прямому изображению реальности, делая фильм визуальным наслаждением.

Тем не менее, он явно ориентирован на аудиторию, которая будет в восторге от множества отсылок к литературным гигантам 20-го века от Евтушенко и Мандельштама до Стейнбека и Набокова. «Довлатов», возможно, не ожидает, что вы будете знать все о Довлатове-человеке или его произведениях, и легко просто быть загипнотизированным исключительным талантом Германа к блокировкам сцены и движениям камеры, но, хотя здесь есть что оценить, фильму не хватает силы «Под электрическими облаками», несмотря на то, что на сегодняшний день это его самая эмоционально доступная работа. Вдобавок популярность Довлатова в России еще предстоит повторить за ее пределами, где он в основном упоминается просто как важный писатель, друг Иосифа Бродского, несмотря на частые появления в журнале The New Yorker. Такое восприятие не поможет международным продажам сверх ожидаемых и ограниченных европейских арт-домов.

Довлатов (сербский актер Милан Марич) сам рассказывает часть истории, начавшейся 1 ноября 1971 года, когда относительная либеральность ранних брежневских лет сменилась все более жестким идеологическим давлением. Писатели, отказывавшиеся отстаивать фабричных рабочих и славу социалистического человека, или те, кто вносил нотки иронии в освещение коммунистических торжеств, подвергались цензуре или увольнялись. Как и многие его сверстники, Довлатов был вынужден печатать статьи для заводского журнала, поскольку он отказался от членства в Гильдии писателей и не может напечатать свои стихи и рассказы. Вполне естественно, что начальство заставило его написать очерк о маленьком фильме, заказанном фабрикой в ​​ознаменование годовщины революции, в котором рабочие, одетые литературными гигантами, восхваляют советские достижения. Только Довлатов не может относиться к этому серьезно, да и начальство не в восторге.

Находя утешение в компании товарищей-интеллигентов, таких как Бродский (Артур Бесчастный), слушая джаз (с любовью вспоминаемый) и обмениваясь историями разочарования, Довлатов также справляется с личной жизнью не в порядке: он и жена Лена (Елена Sujecka) подумывают о разводе, и в настоящее время он живет со своей поддерживающей матерью, хотя регулярно видится с дочерью Катей (Ева Герр). В течение следующих нескольких дней, каждый из которых обозначен как заголовок главы, Довлатов начинает утро с неподходящего задания, пытается завязать необходимые связи, чтобы попасть в Гильдию, а заканчивает вечера в наполненном джазом литературно-художественном салоне с друзьями.

Ему кинула кость редактор литературного журнала (Ханна Слешинская), которая посоветовала ему написать праздничный рассказ о строителе метрополитена и поэте Антоне Кузнецове (Антон Шагин, «Стиляги») — «чистая и позитивная проза» — но оба мужчины тронут случайным открытием детских скелетов времен Второй мировой войны, и куски слоеного кажутся неуместными. Лучше отправиться в парк, где процветает черный рынок запрещенной литературы, хотя и там происходят репрессии.

Герман заканчивает фильм через шесть дней, то есть за восемь лет до того, как Довлатову удалось эмигрировать в США со своей семьей (он умер в 1990 лет, когда ему было всего 48 лет, всего через год после того, как его работы были наконец опубликованы в его родной стране). Чувство, которое испытываешь к мужчине, отдает ему должное: сердечный, умный, но не претенциозный, обоснованно сердитый, но не чувствующий полного поражения. Герман запечатлевает мир ленинградского интеллигента с большим вниманием к деталям и, как обычно, ведет повествование в своем неторопливом темпе. Большая часть международного актерского состава озвучена относительно плавно, а Марик в своей первой главной роли излучает аристократизм с физической силой. Сценарий не перегружен декламацией стихов (что часто бывает убийственно для любого фильма), хотя в нем есть ощущение повторения.

Даже поклонники Довлатова, скорее всего, согласятся, что сила фильма заключается в визуальных эффектах, как с точки зрения операторской работы, так и в превосходном дизайне Елены Окопной. Герман усовершенствовал определенную русскую ловкость в отслеживании кадров, которые погружаются в персонажей, прежде чем скользить рядом с ними, создавая уникальный графический ритм. Его изобразительное чутье, как всегда, является сильной стороной, играя с фильтрами, которые осветляют сцены до сказочной дымки воспоминаний, прежде чем сделать их теплее и яснее.

Сергей Довлатов, Веселые семейки и этот высокий коричневый забор

Это должно быть быстро и грязно, потому что моя библиотечная копия Сергея Довлатова

Наш: Русский семейный альбом уже просрочена на пять дней — уже дважды продлевался и с двумя запрошенными задержками (приношу свои искренние извинения, вы, законопослушные посетители библиотек!). Это единственная циркулирующая копия в Нью-Йоркской публичной библиотеке. Поиск в двух других библиотечных системах, в системе с несколькими округами на севере штата и в крупном университете, дал только одну копию, которая была недоступна до февраля 2010 года и принадлежала университету.

На Amazon бывшие в употреблении копии от продавцов-партнеров продаются по цене от 24,39 до 139,22 долларов, а три новые копии — по 83,99, 101,59 и 141,13 долларов. В настоящее время нет английских переводов книг Довлатова, доступных для предварительного просмотра в Google Книгах. Твердый переплет на английском языке был первоначально опубликован Weidenfield & Nicolson в 1989 году; вскоре после этого, в 1991 году, W&F была приобретена компанией Orion, которая позже (1998 год) была приобретена французской Hachette Livre. Излишне говорить, что книга распродана.

Это ужасное состояние. Сам Довлатов, чей литературный успех пришел так запоздало, чья жизнь и творчество родились из несбывшихся устремлений, черной комедии и тоталитарного абсурда, возможно, пожал бы плечами:

пар за курс . Он был большим юмористом, и если бы он был с нами сегодня (он умер в 1990 году), то наверняка нашёл бы забавным тот факт, что копия его тоненькой, «мелочи» из сборника автобиографических рассказов может продаваться на американском рынке более чем за 100 долларов. . И еще, если вы спросите меня, 100 баксов за свежую, полностью мою копию Наш , может быть выгодная покупка.

Сергей Довлатов родился в Республике Башкирия в 1941 году, но большую часть детства и предэмигрантской взрослой жизни провел в Ленинграде (Санкт-Петербурге). Он был лакеем в университете, работал надзирателем в лагерях строгого режима для Советской Армии, а затем, в конце концов, зарабатывал себе на жизнь мелким журналистом в Ленинграде и Эстонии. Опубликовать свое творчество в России ему не удалось, но начиная с 19 в.76; после чего последовал период интенсивных преследований со стороны советских властей, вплоть до исключения из Союза журналистов. В 1978 году он эмигрировал в Форест-Хиллз, штат Нью-Йорк. Он опубликовал 12 книг в США и Европе, в том числе

Чемодан, Зона, Компромисс, Иностранка, и Наши . Его работа была наконец опубликована и признана в России после его смерти (после распада Советского Союза). New Yorker опубликовал девять своих рассказов, один из которых был опубликован как научная литература, между 19 и 19 годами. 81 и 1989 года, пять из которых собраны в Наш .

Почему Довлатова сегодня так мало знают и читают на Западе? Редактор художественной литературы Дебора Трисман задала Дэвиду Безмогису этот вопрос в подкасте New Yorker . — Понятия не имею, — сказал он. «Трудно понять эти вещи». Довлатов и сам не мог бы сказать лучше.

«Наш » состоит из 13 рассказов, каждый о своем члене семьи Довлатовых (сборник издан как вымысел, но вполне очевидно, что он основан на реальной семье Довлатовых). Есть дедушка Исаак, еврей огромного физического роста, загадочным образом арестованный за шпионаж и убитый в лагере для военнопленных; Дед Степан, армянин-грузин, бросившийся в овраг; незаконнорожденный двоюродный брат Довлатова Борис, красивый и талантливый, заигрывавший с опасностью и которого «жизнь превратила в преступника»; Дядя Леопольд, «мошенник», исчезнувший из их жизни более чем на 30 лет, прежде чем его вновь обнаружили в Бельгии.

Мать и отец, актриса и театральный режиссер, «часто ссорились» и разводятся, когда Довлатову исполнилось восемь лет. И, конечно же, есть Лена (произносится «Йенна») — о Лене позже — жена Довлатова, которая эмигрирует с их дочерью Катей за много лет до того, как к ним присоединяется Довлатов. В начале рассказа, описывающего их ухаживания и брак, рассказчик Сергей Довлатов говорит нам: «Я эмигрировал в Америку, мечтая о разводе».

Как вы думаете, Наш по сути комедия? Юмор волнующий, в особом смысле, который мне трудно описать. Вероятно, есть что-то, что русские, пережившие сталинскую и советскую эпохи на собственном опыте, признают «русским юмором», а я, как житель Запада, просто увлеченный турист, пораженный подходом к ужасам и тьме жизни, который одновременно острый и глупо. Я подозреваю, что моя восприимчивость к Довлатову также связана с некоторой усталостью от жалких семейных воспоминаний. Беглый просмотр мемуарного отдела книжного магазина (

Маккорт, Карр, Уоллс, Берроуз, Пельцер и другие — все прекрасные и важные писатели, спору нет) могут проиллюстрировать для вас, что я имею в виду.

Довлатову есть над чем пошутить. Вместо этого Сталин то тут, то там предстает безымянным преуменьшением («При диктаторах выдающиеся люди не живут хорошо»), бойко резюмируются основные общественно-политические эпохи («Страной управляла кучка невзрачных, безликих лидеров …Зато, указывал батюшка, людей не расстреливали и даже не сажали. Ну… да, но не так часто»), «дикость» России отклонялась от основного сюжета строкой вроде: « Боюсь, я не мог этого объяснить. Об этом написаны десятки книг». На тему собственного самовольного заключения Довлатов снова уклоняется («Потом меня внезапно арестовали и посадили в Каляевскую тюрьму. Подробно писать об этом не очень хочется. Скажу только об этом: я не как в тюрьме»), в данном случае речь идет о матери, понимаете, а не о советских репрессиях; о, в частности, ее «этическом чувстве правописания» (она была редактором), ее поддержке, когда он наконец был опубликован, и о том, что «мы никогда не расстанемся».

А я вам говорил о комических талантах Довлатова.

Дело в том, что смех самый настоящий, самый очищающий душу и бодрящий, когда он начинается и заканчивается слезами. « Ка-а-кем !» Дедушка Степан кричит на своих родственников за то, что они пытались убедить его покинуть собственный дом из-за предупреждения о землетрясении. «Я сру на тебя!» Кто-нибудь еще думает, что кричать на своих родственников за мгновение до разрушительного землетрясения — это самая забавная вещь? После того, как землетрясение прошло, сотни домов рухнули, а водоснабжение вышло из строя, жена Степана находит его сидящим в кресле среди обломков и причитает: «Господь оставил нас без крыши!» Ответ Степана? «Э-э». Затем он пересчитал детей.

А затем идет обмен диалогами между Довлатовым и немцем, владельцем отеля в Австрии, где Довлатов и его мать ждут разрешения на въезд в США в качестве эмигрантов (немец говорит первым):

«Вы когда-нибудь принадлежали к вечеринка?»

«Нет. По моему мнению, партия должна состоять из одного человека».

«Это правда. А Коммунистический союз молодежи?

«Да. Это происходит автоматически».

«Я понимаю. Как вам Запад?

«После тюрьмы мне все нравится».

«Мой отец был арестован в 1940 году. Он называл Гитлера „das braunes Schwein“».

«Он был коммунистом?»

«Нет… Он не был коммунистом. Он даже не был красным. Он просто выделялся. Он был образованным человеком. Он знал латынь. Ты знаешь латынь?

«Нет».

«Я тоже. Жаль. И мои дети тоже этого не узнают, а жаль. Я подозреваю, что латынь и Род Стюарт несовместимы».

«Кто такой Род Стюарт?»

«Сумасшедший с гитарой. Хочешь стакан водки?»

«Я бы хотел».

«Я принесу бутерброды».

«Не обязательно».

«Вы правы».

Забавно и кривое самоуничижение Довлатова по поводу писательского призвания. — У тебя есть какая-нибудь профессия? — спрашивает дядя Леопольд, давно пропавший богатый бельгийский бизнесмен. Со свойственной ему неуверенностью он отвечает: «В основном я писатель. Я пишу.» Рассказывая историю своей матери как актрисы, он пишет: «Она выбрала поступление в театральный институт. Я сам считаю, что это был неправильный выбор. Вообще говоря, следует избегать артистических профессий». Вспоминая свой первый выигранный писательский конкурс, он говорит о двух сопобедителях: «В более зрелые годы Лёня Дятилов запил. Макаров стал переводчиком языков коми народа». Затем: «Что касается меня, то никогда не было ясно, чем именно я занимаюсь».

Рассказ о семейном фокстерьере Глаше, который уехал со знакомым семьи на несколько месяцев в сибирский лес обучаться охотничьей собаке, о котором мать Довлатова в конце концов говорит: «Скучно без Глаши здесь. Не с кем поговорить». Глаша оказывается «прирожденной нонконформисткой» и таким образом совершает поездку с Довлатовым и его матерью в Нью-Йорк, где становится очевидным, что у нее «мало таланта к демократии» и она «нагружена неврозами». Сексуальная революция ее не коснулась. Типичная женщина средних лет, эмигрантка из России».

Конечно, это еще не все развлечения и игры. Опять же, когда мы читаем Наши , мы понимаем лучше, чем когда-либо, что сердце лучшей литературной комедии — трагедия. Тетя Мара, известный литературный редактор, была посвящена в безобразные изнанки многих известных русских писателей — политические измены, супружеское насилие, преступный исторический ревизионизм, мелкие преступления. «Моя тетя знала очень много литературных анекдотов… Но тетя помнила по большей части юмористические случаи. Я не виню ее за это. Наша память избирательна, как избирательная урна».

В наиболее откровенно политическом рассказе сборника «Дядя Арон» мы получаем «историю самого Советского Союза». Младший брат матери Довлатова меняет привязанности и привязанности, как фотографии профиля в Facebook, — сначала обожает Сталина, затем влюбляется в преемника Сталина Георгия Маленкова , затем Николай Булганин , затем Хрущев . В конце концов, он устает от разочарований и прерванного обожания, поэтому останавливается на Ленине, поскольку тот «давно умер и не мог быть отстранен от власти… Это означало, что любовь не могла упасть в цене». Довлатов часто ссорится с дядей из-за блеска и/или идиотизма коммунизма, пока дядя Арон не заболевает и в лихорадке отчаяния не говорит племяннику: «Знаешь, что меня мучает? Когда мы жили в Новороссийске, возле нашего дома стоял забор — высокий коричневый забор. Каждый день я проходил мимо этого забора. И я не знаю, что за этим стояло. Я никогда не спрашивал. Я не думал, что это важно. Как бессмысленно и глупо я прожил свою жизнь!» Дядя Арон снова выздоравливает, но потом заболевает, потом снова выздоравливает; двое продолжают ссориться. «Я был к нему очень привязан, — пишет Довлатов. Дядя Арон со временем стареет: «Тогда мой дядя действительно умер. Жаль, и этот высокий коричневый забор не дает мне покоя. Такой добрый образ, а между тем и покоя не дает; нас тоже преследует то, что скрыто в повседневности, наши недостатки восприятия, наше притупленное любопытство.

Предпоследний рассказ в Наш и, возможно, его эмоциональный центр — это рассказ о жене Довлатова Лене «Полковник говорит, что я люблю тебя». Это единственная история, названная не по имени главного героя, и, прочитав ее, вы поймете, что иначе и быть не могло; что героиня Лена настолько загадочна, настолько непостижима, что назвать рассказ «Лена» было бы так же плоско и небрежно, как назвать Наш просто «смешным».

Но это смешно. И Бог свидетель, нам нужно смешное, по-настоящему смешное, душераздирающее «после тюрьмы — мне нравится — все смешное». В защиту своей привычки ложиться спать поздно на Крейг Фергюсон , я поймал себя на том, что говорю своему недосыпающему спутнику жизни (это однокомнатная квартира) так авторитетно, как если бы я имел степень доктора медицины в шутливой форме: «Вы должны смеяться громко, из нижней части живота, по крайней мере, один раз в день». Вновь возвращаясь к вопросу о том, почему Довлатова сегодня так мало читают, Давид Безмогис не мог не выразить еще большего недоумения: «Он такой актуальный, если мы посмотрим на то, что сейчас популярно… Боже мой, если бы он был опубликован сегодня, он бы быть в списке бестселлеров, как… русская Дэвид Седарис .