Как стена будет по татарский: Перевод стена — Перевод стена с русского на татарский — Русско-татарский словарь онлайн
Татарский язык для моих детей не родной, но уж точно не чужой
В рубрике «Мнение» Александр Гольдфайн вспоминает свое детство, которое похоже на детство очень многих, выросших в Набережных Челнах, в Татарстане, где все немного татары, немного русские и белорусы, немного украинцы и евреи, учили татарский в школах, институтах, семьях. Учили татарский, погружались в определение татарин или татарка, разбирались в особенностях того, кто они, выросшие в Татарстане дети. (Пунктуация автора сохранена).
МОЙ ТАТАРСКИЙДЕТСКИЙ САД, СЕРЕДИНА 1980-х
— Ты русский или татарин?
— Не знаю
— Ну, фамилие у тебя какое?
— Гольдфайн
— Хм… значит, татарин.
Я только что перешёл из одного садика в другой, и вопрос собственной национальной принадлежности интересовал меня в последнюю очередь. Более продвинутый в этих вопросах мальчик разъяснил мне, что и как.
Чуть позже я и сам стал замечать: многие люди на улице, в магазинах и в транспорте говорят как-то непонятно.
Родители сказали, что это татарский язык. Ну, раз родители так сказали, значит, так оно и есть. И почему они тогда смеялись, когда я стал пересказывать им фильм про войну: «… и тут один фашист говорит по-татарски…»?
В садике мы учили вперемешку русские танцы и татарские танцы, русские песни и татарские песни. Я не видел особой разницы между этими песнями: в 5 лет и в русских песнях многие слова непонятны, поэтому приходится петь звуки, более-менее похожие на те, что поёт тётя за пианино. А вот занятия по татарскому языку в садике мне нравились. После них всегда можно было прийти домой и рассказать родителям то, чего они не знают.
— Мама, а знаешь, как по-татарски будет зайчик?
— Как?
— Хуян!
— Ты уверен? Может быть, куян?
— Нет, точно хуян!
Мама решила не заострять на этом слове внимание, а я пошёл учить татарскому сестрёнку.
ШКОЛА, 1989-1992
В начальной школе учителя оказались более продвинутыми в определении национальности по фамилии, чем мой детсадовский товарищ.
С первого же класса нас разделили на 2 группы: татарскую и русскую. Я попал в русскую, и несколько раз в неделю, пока ребята из другой группы учили татарский язык, у наc был один из моих самых любимых предметов — краеведение. На нём мы читали татарские народные сказки, произведения для детей татарских писателей и поэтов Габдуллы Тукая, Абдуллы Алиша, Мусы Джалиля — всё на русском языке. Вообще, одной из любимых книжек моего детства был сборник татарских народных сказок 1986 года (см. шикарную рецензию от Анатолия Ухандеева), а самый яркий образ татарской литературы — красная ромашка Мусы Джалиля.
ШКОЛА, 1992-1997
С 5 по 9 классы я учился в другой школе, совсем маленькой, экспериментальной и демократичной. Первые пару-тройку лет я вообще не помню, чтобы у нас были какие-то уроки. Мы занимались самостоятельно, в парах и в группах, и татарского не было ни в каком виде. Чуть позже появился и он. Тоже не в форме уроков, а в форме свободного общения. Вела эти занятия Айгуль-апа, молодая девушка, которая с удовольствием общалась с нами на любые темы.
Например, мы обсуждали, по каким признакам определить, что человек — татарин. Говорит по-татарски? Но многие татары не владеют родным языком. Татарские имя и фамилия? Тоже не всегда. Мусульманин? Но есть и крещеные татары. А ещё Айгуль-апа рассказывала нам, что её родители никогда не позволят ей выйти замуж за русского, да и сама она уверена, что такой конфликт ей не грозит. Вот за такими непринуждёнными разговорами мы как-то выучили все татарские падежи, числительные, немножко погрузились в грамматику и пополнили словарный запас.
ШКОЛА, 1997-1999
Я снова поменял школу, и 10-11 классы учился в большой гимназии с английским уклоном. Как мне объяснили, наша гимназия является передовиком во внедрении авторских методик обучения татарскому языку. Пару раз в неделю всю нашу параллель (4 класса) на два урока перемешивали и разбивали на 8-10 небольших групп, отличающихся по уровню сложности. Мне повезло, я попал в одну из самых простых групп (мы занимались по учебникам 2-3 класса).
Несмотря на строгость учительницы Альфии Нуриевны, уроки проходили очень весело. Единственное, что никак не укладывалось в моей голове, — положения о том, что Республика Татарстан — это суверенное государство. Я не понимал, как можно быть одновременно и частью России, и независимым государством. Но так было написано в учебнике татарского языка, поэтому на уроках я так и отвечал.
В гимназии татарский язык витал в воздухе. Конечно, в виде отдельных словечек, самыми яркими среди которых были айдате (пойдёмте), барыбер (пофиг) и хазер (ага, щас, разбежался) . Эти слова употребляли все ученики, независимо от национальности. А ещё мне очень запомнилась песня битлов «Yesterday», переведённая на татарский русскими девочками из 9 класса. Вот уж действительно, гимназия с английским уклоном и авторскими методиками обучения татарскому.
От устного выпускного экзамена по татарскому было никуда не деться, а готовиться к нему было сложнее всего. Но мне повезло: на экзамене попался билет №1, который я хорошо выучил.
«О себе» и «Габдулла Тукай». Первую фразу ответа на первый вопрос я помню до сих пор, и периодически говорю её, когда хочу показать своё татарское произношение: «Хәзер мин сезгә үзем һәм үземнең туганнарым турында сөйлим» (Сейчас я расскажу вам о себе и своих родственниках). Про Тукая я рассказал зазубренный текст о биографии писателя, но чуть не срезался на дополнительном вопросе, где нужно было перечислить его сказки. Тут меня выручила Альфия Нуриевна, указав глазами на стену. И только во время экзамена я заметил, что все стены кабинета, в котором я 2 года учил татарский, разукрашены не просто картинками, а героями сказок Габдуллы Тукая. Так, вертя головой из стороны в сторону, я ответил на вопрос и заработал себе пятёрку в аттестат по неродному для меня татарскому языку.
ФЕСТИВАЛИ, 1997-2003
Важная часть моей жизни на рубеже веков — движение начинающих журналистов, в которое я окунулся со всей головой, и был довольно заметной фигурой. В этот период я побывал на многих сменах и фестивалях в Татарстане, Чувашии, Башкортостане, Москве, Самарской, Мурманской, Волгоградской областях.
Сначала ездил в составе делегаций от Набережных Челнов, потом уже сам стал формировать делегацию от Лиги начинающих журналистов РТ, где был президентом.
На больших фестивалях, куда съезжаются представители разных регионов, а ты представляешь один из них, как-то сам собой рождается патриотизм по отношению к малой родине, и человек с фамилией Гольдфайн становится немножко татарином (см. фото), придумывает себе творческий псевдоним Искандер Алтынбикматуров. Я даже купил значок в виде герба Татарстана, который потом долго носил на всех фестивалях. На всех фестивальных дискотеках нашей любимой песней была «Евпатория» Ляписа Трубецкого. Это же целый ритуал: собраться в кружок, дождаться фразы «ты уехала в Латви́ю, я уехал в Татарстан» и очень громко прокричать её, высоко подпрыгивая.
А ещё особый кайф на выездных фестивалях — иногда вставлять в речь татарские слова. Если дома, в Татарстане, мы общались только на русском, то в Чувашии в присутствии ребят из других регионов как-то сами собой вылетали целые фразы на татарском.
Это получалось непроизвольно, видимо, хотелось чувствовать себя частью единой команды, членам которой доступен секретный код, непонятный «чужим». По этой же причине мы иногда делали собственную газету делегации Татарстана с красивым названием «Хаzeр!».
Иногда в качестве кода выступали и татарские песни. В далёком городе Кировске, что за полярным кругом, я не знал, в каком гостиничном номере поселилась часть нашей делегации. Прошёлся по коридору, громко напевая «Эх, сез матур кызлар…», и нужная дверь открылась сама. А на фестивале «Глубинка» в Самарской области мы в первый же день так заразили всех песней «Туган як», что до конца фестиваля к нам в гости приходили разные люди, чтобы вместе попеть, скачать mp3 и переписать слова.
УНИВЕРСИТЕТ, 1999-2004
Конечно же, я поступал на журфак. И в моей группе оказалось много тех, с кем мы до этого вместе ездили по лагерям и фестивалям. Среди них была Ирина Рагинова, с которой мы познакомились на «Школе юного журналиста» после 8 класса.
Она мне нравилась. Как-то мы всей группой переходили из одного здания университета в другое, разговаривали на отвлечённые темы, и речь зашла про национальности.
— … вот я, например, татарка… — вскользь упомянула Ирина.
— Подожди, ты — татарка? Наполовину?
— Нет, у меня и мама, и папа татары.
— Но у тебя же имя и фамилия русские.
— Мы крещёные татары.
Так я узнал о существовании кряшен — отдельного народа, для которых родным языком является татарский, которые любят те же самые татарские песни и готовят те же самые татарские блюда, но при этом являются православными христианами, поэтому имеют русские имена, как у православных святых.
На четвёртом курсе мы с Ириной поженились, а на пятом у нас родился сын. Наполовину татарин (кряшен), на четверть русский, на четверть еврей. Точно так же, как последующие дочка и сын.
Сейчас мне 35, и я не говорю по-татарски. Знаю много слов, могу поддержать простейший бытовой разговор, понимаю примерно 25% устной речи.
Мои дети думают и говорят по-русски, но с первых дней жизни находятся в татарской среде. Может, татарский язык для них и не родной, но уж точно не чужой.
Александр Гольдфайн
Точка зрения авторов, статьи которых публикуются в рубрике «Мнения», может не совпадать с позицией редакции.
Подписывайтесь на наш канал в Telegram. Мы говорим о том, о чем другие вынуждены молчать.Татарский вал под Тамбовом, или Великая Русская стена: varandej — LiveJournal
Все знают о Великой Китайской стене. И мало кто знает, что у нее был свой аналог в России: Большая Засечная (или Белгородско-Симбирская) черта, построенная в 1630-е годы, и называемая часто просто Чертой. Безусловно, ее сохранность по сравнению с Великой Китайской стеной ниже на порядок — но во многом потому, что Черта была построена гораздо «умнее» и экономичнее китайского аналога.
Система укреплений, тянущаяся от Днепра до Волги, была построена в 1630-е годы, незадолго после Великой Смуты, для отражения набегов крымских татар и ногайцев.
Первоначально в этих землях просто стояли воинские лагеря, и шло постоянное патрулирование Дикого Поля — однако позже началось возведение регулярной линии укреплений. Наши воеводы не обладали тем запасом трудовых ресурсов, какой был у китайского императора, и поэтому построить сплошную каменную стену длиной 2000 километров возможности не имели. Однако это и не требовалось — достаточно было просто насыпать вал такой куртизны, на который не смогла бы взойти поперек лошадь: такое препятствие останавливало татарскую конницу. По гребню вала шла деревянная стена-частокол, и через каждые 50-100 метров стояли деревянные башни высотой около 20 метров. Гарнизоны размещались в многочисленных (около 40) городках, которые были основаны вдоль вала: Белгород, Старый Оскол, Новый Оскол, Козлов (Мичуринск), Тамбов и т.д. В целом система укреплений Черты оказалась очень эффективной для своего времени.
Один из наиболее сохранных участков вала находится у западной окраины Тамбова. Тамбочане называют эти укреплений Татарский вал, хотя на самом деле он, разумеется, противо-Татарский.
Фрагмент вала тянется параллельно Цне от села Кузьмина Гать до села Лысые Горы на 42 километра. Ближайший к Тамбову фрагмент находится у дороги на село Красносвободное, в 7 километрах от окраины города и в 3 от окраины села. Только стоит иметь в виду, что автобусы, идущие в Красносвободное, остановок по требованию не делают — это вам не Русский Север…
От Красносвободного я шел три километра, любуясь вот такими пейзажами:
Я попал сюда в правильный сезон — и увидел «настоящее» Черноземье, бесконечные черноземные поля…
Вал по обе стороны от дороги тянется куда-то в бесконечность. С «русской» стороны — вспаханное черноземное поле, с «татарской» — луг. Вал порос высокой рыжей травой, и от того напоминает живое существо — что-то длинное и мохнатое.
У начала вала — мемориальный камень. Близко к нему подходил из местных жителей мало кто, но если верить форумам, все удивлялись, почему же вал вдруг Тамбовский, а не Татарский.Гребень вала
Справа Русь, слева Дикое Поле.
Так вал смотрится с «русской стороны»:
Так — с «татарской», где он усилен рвом.
Хотя вал очень сильно оплыл (его первоначальная высота была около 5 метров, сейчас в человеческий рост), его склоны остаются довольно крутыми. Взойти на него по прямой, не зигзагом, и сейчас-то трудно человеку — что уж говорить про лошадь 300 лет назад.
Идя вдоль вала, можно различить остатки башен, вынесенные вперед, на татарскую сторону. Расположены они так, что каждая видна только от соседних, на равном расстоянии друг от друга.
Стоящий рядом Тамбов — изначально лишь часть этих укреплений, ныне забытых и заброшенных. Однако колыхающиеся на валу стебли оставляют неизгладимое впечатление:
А черноземное поле до горизонта могло бы стать прекрасной иллюстрацией к какому-нибудь фэнтези или космоопере:
За полем виден Тамбов, в котором в 17 веке жили стрельцы и всадники, охранявшие вал.
По татарской стороне вала тянется параллельно насыпи проселка, в которой меня несказанно поразил цвет.
Сам же вал уходит в обе стороны от трассы дальше, чем хватает глаз:
Тамбовский участок вала — наиболее из сохранившихся крупный и аутентичный. Вообще же участков вала по Черноземью сохранилось много, причем Мокшанский вал в селе Мокшан под Пензой примечателен руконструированным фрагментом укреплений (башня и частокол), участок вала в селе Канадей Ульяновской области — каменной башней 17в., а в Ульяновске воссоздан фрагмент деревянной крепости. Вал активно изучается учеными, и является, на самом деле, одним из уникальнейших объектов нашего культурного наследия.
Напоследок — чудом уцелевший кусочек Дикого Поля среди полей возделанных:
Самая большая угроза путинскому контролю над Крымом
Крымские татары уже давно помогают формировать самоощущение Украины как яркого многонационального, многоконфессионального и многоязычного места.
Рори Финнин Ива Зимова / Панос / Редукс
примерно в 40 милях от границы с Россией.
Солдаты шесть лет держали оборону против российских марионеток на Донбассе, и Жадан пришел поднять боевой дух стихами.
Взглянув на табличку в правой руке, он продекламировал отрывок из своих украиноязычных стихов с затасканной уверенностью, как будто знал аудиторию целую вечность. Его последнее стихотворение дня имело настойчивый ритм телеграфа:
Как мы строили наши дома?
Когда ты стоишь под зимним небом
И небеса поворачиваются и уплывают,
Ты понимаешь, что тебе нужно жить там, где ты не боишься смерти.
Стихотворение Жадана говорит о глубокой экзистенциальной угрозе, с которой сегодня столкнулась вся Украина. Он нашептывает ужасное знание о российской оккупации, превращающее страх смерти в единицу измерения расстояния от дома. Но при всем своем широком резонансе поэма Жадана черпает вдохновение у определенной группы граждан Украины. Как он объяснил морским пехотинцам в Мариуполе: «Как мы строили свои дома?» произведение о крымских татарах, коренном народе Черноморского полуострова Крым.
Особенно сейчас понимание крымских татар является ключом к пониманию современной Украины и ее яркой гражданской национальной идентичности, которая сегодня может быть самой мощной силой, защищающей либеральную демократию.
«Наш путь с крымскими татарами узок и долог, — заметил однажды Жадан, — потому что они наши соотечественники». На протяжении десятилетий эта небольшая, жизнестойкая, мусульманская суннитская нация помогает формировать самоощущение Украины и продвигать динамичный разговор о давней идее Украины как многоэтнической, многоконфессиональной, многоязычной страны — идеи Украины как родины родины. .
Современная история крымскотатарской родины – это цикл перемещений, изгнаний и сопротивления. В раннесоветский период цикл как бы спал. Крымские татары были широко признаны коренным народом недавно провозглашенной Крымской Автономной Советской Социалистической Республики. Советская политика «татаризации», в рамках которой поощрялись крымскотатарские школы, финансировались театры и издательства, «вдалбливала Крыму, что он татарский, татарский», как метко выразился советский писатель Александр Солженицын.
«Даже алфавит был на арабском [письме], а все его знаки на татарском». Однако ко времени нацистской оккупации Крыма во время Второй мировой войны эти безмятежные дни отступили.
В этом месяце мы отмечаем то, что сделал Сталин после ухода гитлеровских войск из Крыма. В мае 1944 года он в течение трех дней депортировал с родины весь крымскотатарский народ — около 200 тысяч человек. На крымскотатарском языке депортация запомнилась как Sürgün («Изгнание»), событие жестокого раскулачивания и массовой смерти. Тысячи депортированных погибли в пути от нечеловеческих условий, недостатка воды и еды, жестокого обращения со стороны сталинского НКВД. Еще тысячи погибли от голода, холода и болезней в «спецлагерях-переселенцах» в Средней Азии и Сибири, в дальних уголках Советского Союза, где томились почти полвека.
Сталин обвинил крымских татар в сфабрикованном обвинении в массовом сотрудничестве с нацистскими оккупантами. Как и все этнические группы в Крыму, включая русских, украинцев и даже евреев-караимов, некоторые крымские татары действительно сотрудничали с нацистскими войсками во время войны.
Но подавляющее большинство воевало в Красной Армии; тысячи награждены государственными медалями, шестеро стали Героями Советского Союза. Сталин выгнал крымских татар из Крыма не за то, что они сделали, а за то, что, по его мнению, они могли бы сделать. В его параноидальном воображении, которое лелеяло мысль о скорой войне с Турцией за контроль над проливами Босфор и Дарданеллы, крымские татары были потенциальной мусульманской, тюркоязычной пятой колонной. Рано или поздно их нужно было сломать.
Но крымские татары не сломались. Выжившие после депортации отреагировали на травму своего перемещения, организовав крупнейшее, наиболее организованное и наиболее устойчивое движение инакомыслия в советской истории. Их борьба за возвращение в Крым, основанная на принципах ненасильственного сопротивления государственной несправедливости и угнетению, оказала неизгладимое влияние на организационную инфраструктуру и моральное направление советского инакомыслия в целом. Как любил замечать советский украинский диссидент и математик Леонид Плющ, крымские татары всегда «понимали то, что недоступно «среднему советскому интеллигенту»» 9.
0003
У них были ярые украинские союзники, особенно в сфере культуры. В 1960-х и 1970-х годах, после того как Крым был передан от Советской России к Советской Украине, поэты-диссиденты, такие как Николай Руденко и Иван Сокульский, распространяли в подполье стихи, выражавшие страстную солидарность с крымскими татарами и призывавшие читателей действовать в поддержку их причины. «Крымские татары страдают в ссылке», — умолял Сокульский свою аудиторию. «Пусть мир узнает об этом нескончаемом преступлении!» Другим украинским писателям, таким как Роман Иванычук, удалось перехитрить цензуру и опубликовать художественную литературу, рассматривающую историю Украины с крымскотатарской точки зрения, перевернув при этом любое представление о том, что Крым был «древней» русской землей. Такие работы, как заметил один современник, были как «взрывы» в советском украинском обществе.
После десятилетий неустанного труда и самопожертвования крымские татары завоевали право вернуться на историческую родину на закате правления Михаила Горбачева.
Когда несколько лет спустя, в 1991 году, распался Советский Союз, украинско-крымскотатарская солидарность, культивируемая такими людьми, как Руденко, Сокульский и Иваничук, получила новый политический дом, а крымские татары стали ярыми и активными сторонниками новой независимой Украинский государственный. Их часто называли «величайшими украинцами Крыма». Это не было преувеличением. Как воскликнул крымскотатарский поэт Самад Шукур в 1993, «Украина — мой брат, мой род. За твою свободу я готов умереть.
Головокружительная аннексия Крыма Россией в 2014 году изменила все. Почти в одночасье активисты, связанные с крымскотатарским гражданским обществом, подверглись арестам, задержаниям и изгнанию со стороны де-факто российских властей. Само количество и характер этих посягательств на гражданские свободы и права человека побудили одну известную крымскую правозащитную организацию составить многотомную «Энциклопедию репрессий».
Публичные поминки сталинской депортации 1944 года запрещены.
Десятки тысяч крымских татар бежали из Крыма на материковую часть Украины. Мустафе Джемилеву, легендарному лидеру крымскотатарского народа, выдержавшем 303-дневную голодовку в ГУЛАГе в 1970-е годы, запретили ступать на полуостров. Другие, такие как активист и политик Ильми Умеров, заявивший в ФСБ России в мае 2016 года: «Я не считаю Крым частью Российской Федерации», были подвергнуты принудительному лечению в психиатрических больницах. Их безжалостное неповиновение перед лицом российского насилия побудило режиссера и бывшего политзаключенного Олега Сенцова назвать крымских татар «самой большой угрозой» путинскому контролю над Крымом.
После аннексии Крыма и оккупации Донбасса украинцы и крымские татары вновь обратились друг к другу в срочном поиске безопасности после 2014 года. автономии» крымских татар и, по сути, наделить их крымским суверенитетом. Тем временем крымские татары сформировали добровольческие батальоны для поддержки Киева в борьбе с российской агрессией на Донбассе.
В литературе и искусстве украинские и крымскотатарские художники приступили к созерцанию дома как тела и убежища. «В украинском коллективном сознании, — объясняет писательница Екатерина Мищенко, — Крым — это рана, травма начала войны, потерянный дом». Для украинской поэтессы Марьяны Савки узы солидарности между украинцами и крымскими татарами могут помочь сшить ее: «Хоть мы и разные, брат, линия наших судеб слилась, / Как нить, сшивающая горящую рану».
Дорога домой , дебютный художественный фильм 2019 года режиссера Наримана Алиева, также является сторонником такой украинской домашней работы. Удостоенный награды программы «Особый взгляд» в Каннах, фильм рассказывает о крымском татарине по имени Мустафа, который путешествует через Украину в Крым, чтобы вернуть тело своего отчужденного сына Назима для захоронения. За несколько лет до этого Назим уехал из Крыма на материковую часть Украины, где чувство долга перед своей страной заставило его сражаться и погибнуть в войне против российских марионеток на Донбассе.
Вместе с Мустафой неохотно путешествует его младший сын Алим, который, как и его брат, также нашел дом в Украине за пределами Крыма.
В какой-то момент Алим объявляет отцу, что не хочет возвращаться в Крым и жить под российской оккупацией. Вместо этого он видит свое будущее в Киеве, где учится в школе журналистики. Мустафа требует, чтобы Алим отказался от своих планов. Мустафа восклицает: «Вам там [в Киеве] делать нечего. Вы хоть представляете, через что мы прошли, чтобы вернуться в Крым?» Алим отвечает: «Наплевать на этот Крым?! Там нет жизни и никогда не будет».
Спор между отцом и сыном является интуитивным и откровенным, обнажая расходящиеся представления о доме и традициях между двумя разными поколениями. Родина Мустафы – Крым; Алим и Назим — это Крым, Украина.
Таким образом, в основе современной украинской культуры лежит исследование того, что значит для украинцев и крымских татар быть вместе «дома», когда дом нельзя воспринимать как должное. Даже беглый взгляд на эволюцию культурных отражений солидарности между украинцами и крымскими татарами открывает поразительную картину с потенциальными уроками для европейского либерализма и глобального ислама.
Это портрет коренных мусульман-суннитов Крыма, помогающих формировать гражданскую национальную идентичность страны, которую немецкий историк Карл Шлегель называет «Европой в миниатюре». Украина может временно потерять контроль над Крымом. Но благодаря крымским татарам Крым не потерял контроль над Украиной.
Покидая Мариуполь в мае 2020 года, Сергей Жадан дал присутствовавшим морским пехотинцам чувство контроля. Как загнутый омнибус, его стихотворение «Как мы строили наши дома?» проповедует тактику защиты, давая возможность своей аудитории ставить «камень на камень», чтобы остановить агрессора:
Строить стены из тростника и травы,
Копать волчьи ямы и траншеи.
День за днем привыкайте жить с соседями.
Твоя родина там, где тебя понимают, когда ты говоришь во сне.
Сегодня, защищая свою страну от жестокого полномасштабного вторжения российских войск, украинцы и крымские татары борются за право быть вместе дома.
Они говорят друг с другом в мечтах о свободной Украине — родине родин.
Татары в Крыму – DW – 07.03.2014
Изображение: DW/F. Уорик
Джейкоб Резнек, Бахчисарай, Украина7 марта 2014 г.
В то время как пророссийские солдаты оккупируют города по всему Крыму, лидеры татарского меньшинства региона мобилизуют невооруженные полевые патрули. Хотя у них нет официальных полномочий, они надеются предотвратить межэтнический конфликт.
https://p.dw.com/p/1BLmo
Реклама
Крымские татары, чьи связи с регионом возникли еще до завоевания Россией 18-го века, говорят, что не доверяют намерениям Москвы, учитывая прошлое, восходящее к имперским временам и более позднему 20-му веку, когда крымских татар депортировали в Среднюю Азию.
Большое внимание было уделено основным городам Крыма, в которых преобладает русское население. В военно-морском городе Севастополе общественная поддержка российских военных остается высокой.
Казаки идут
Ранее на этой неделе из Краснодарского края России прибыл отряд казаков в погонах. На церемонии, полной пышности и торжественности, их командир, полковник Сергей Савонин Юрьевич, объявил, что его безоружные войска поклялись защищать население города от неустановленных угроз.
Кубанские казаки проводят совместное патрулирование с милицией в Крыму Фото: DW/F. Уорик«Севастопольцы, мы вас защитим. Мы выполним задачу по охране общественного порядка», — сказал полковник, когда телекамеры сосредоточили внимание на его полку, стоящем по стойке смирно. «Мы безоружны. Мы пришли сами, чтобы своими руками, ногами и ушами помочь стабилизировать ситуацию в этом городе-герое Севастополе. Горожане присоединяйтесь к нам. Это наш город. Это наша задача».
Толпа восторженно аплодировала, скандируя «Севастополь — это Крым — это Россия!»
Полковник Савонин Сергей Юрьевич объясняет задачи своих войск Изображение: DW/F.
Уорик Это был теплый прием для этого тщательно срежиссированного показа крымско-российского сотрудничества.
За пределами крупных городов
Но всего в 50 километрах к северу, где этническое население Крыма более пестрое, видна иная точка зрения. В городе Бахчисарай, где крымские татары составляют около четверти населения, горожане с тревогой смотрят на прибытие российских войск, которые, по утверждению Москвы, являются независимой от ее командования милицией.
«Все люди, живущие в Крыму, понимают, что это солдаты из Российской Федерации», — сказал Энвер Умеров, этнический татарин, избранный в городской совет. «Они оккупируют территорию Крыма».
Эта бывшая столица крымскотатарского ханства была присоединена к России в 1783 году; он известен своей архитектурой османской эпохи, а также этническим и религиозным разнообразием.
Но в 1944 она была лишена этнического татарского населения, и только в последние 25 лет этим людям было разрешено вернуться из ссылки в Средней Азии.
Многие люди среднего возраста, включая Умерова, родились в советском Узбекистане и эмигрировали сюда в 1980-х и 1990-х годах.
Боящиеся провокаторов
Главный страх, который высказывают многие в Крыму, заключается в том, что агенты-провокаторы
Российские силы, не носящие знаков различия и отказывающиеся называть себя таковыми, уже блокируют украинские военные отряды в городе, что вызывает у людей беспокойство.
Отношения между этническими татарами и местными украинцами и русскими до сих пор были хорошими, говорит Ахтем Чийгоз, глава местного Меджлиса , традиционного совета, созданного для крымских татар после их возвращения в этот регион из ссылки в Средней Азии.
В 1944 году Сталин очистил полуостров от этнического татарского населения Изображение: DW/F.
«Люди разных национальностей, живущие здесь, никогда бы не поступили так, это могло прийти только откуда-то еще», — сказал Чийгоз. «Мы ожидаем, согласно плану [президента России Владимира] Путина, [что может произойти, так это то, что] группы людей [выдающих себя за] крымских татар [могут начать] нападать на этнические русские семьи — или наоборот».
Ночные патрули
Это привело к спешной организации ночных патрулей и постов безоружных людей, стремящихся предотвратить эскалацию или межэтнический конфликт. После захода солнца группы мужчин стоят на перекрестках и в общественных залах, беспокойно вглядываясь в темноту.
На одном из таких постов с десяток мужчин украдкой курят и жуют семечки. Они не останавливают машины, а скорее отмечают приезд и отъезд незнакомых машин и поддерживают связь друг с другом по телефону и текстовым сообщениям.
«У нас нет полномочий проверять документы, мы можем только звонить друг другу с постов или звонить в головной офис, чтобы проследить за неизвестными транспортными средствами, или мы можем вызывать полицию», — сказал 60-летний Замир Хайбулаев, глава местного Меджлиса .
На втором посту волонтер Эрнест Бекиров настроен философски. Он говорит, что крымские татары пережили много лишений, и выразил надежду, что этот кризис скоро пройдет.
Татары вернулись в Крым только с 1970-х гг. Изображение: DW/F. УорикЖелание мира
«Мы просто хотим мира, счастья, чтобы обеспечить наших детей и иметь комфортную жизнь на нашей родной земле», — мягко сказал 48-летний мужчина. «Мы не хотим войны — все это исходит от вышестоящих инстанций».
Эти люди не питают иллюзий, что их невооруженные патрули ничем не уступают поддерживаемым Россией ополченцам или регулярным солдатам.
Но они говорят, что полны решимости предотвратить эскалацию, которая приведет к тому, что этот растущий конфликт между Россией и западными державами из-за Украины разорвет на части их небольшие общины в Крыму.
А поскольку де-факто власти Крыма настаивают на проведении референдума о независимости 16 марта, то есть всего через 10 дней после объявления, возникают опасения, что политическая напряженность может разрушить общинный мир, установившийся в этом регионе со времен Второй мировой войны.
Комментариев нет